О победе Тани над диссером
May. 18th, 2012 03:01 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
shlomith_mirkaВчера была звана на химфак МГУ на защиту кандидатской диссертации Таней (Дубининой Татьяной Валентиновной!), моим давним и близким другом.
Ура! Таня, я так за тебя рада и так горда! Ты большая молодец! Действительно сложившийся ученый, это совершенная правда. За три года - подборка публикаций, два патента, столько конференций - это очень, очень продуктивно. Удачи, верных целей и точек приложения сил, плодотворной и радующей работы! Очень большая поддержка и "подушка безопасности" - семья и дом. Держитесь вместе!
И Лариса Годвиговна мне тоже понравилась)), и дама-оппонент - умна, мила, в речи точна и определённа, и вся атмосфера диссертационного совета, и, вероятно, факультета вообще.
Через неделю защищается муж Тани, Серёжа. Удачи!!!
Ну, а я, раздолбай раздолбайский, аспирантуру свою...гхм...да. Ну, может быть, теперь в гуманитарной области что-нибудь и когда-нибудь. Но как-то сделанное уже не внушает уверенности в своих способностях.
Сил вчера написать не было, я срубилась, только приехав домой. Успела на первую лекцию из цикла - брата Жерома Леферта "История детства" (медленное чтение первых глав Евангелия от Матфея). У нас, в ИФТИ святого Фомы.
http://ifti-thomas.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=124%3A2012-05-06-19-59-02&catid=11%3Aannouncements&lang=ru
(Коротко: в ИФТИ вход свободный вообще всем и всегда, можно приходить и слушать. Брат Жером читает цикл из 10 лекции, пока прочитаны только две.)
Мне очень нравится эта медлительность, то, как он организует и как мы используем время. Это тот текст, который для своего чтения требует в большой степени анализа контекста, того, "что в головах" у первых его читателей, читащюих его в 1-ом веке. Какое эхо в сознании эллинизированных иудеев могло иметь слово "генезис", каковы прецеденты употребления "титулов" "сын Давидов", "сын Авраамов".
Меня вообще поразила речь брата Жерома Леферта. Точнейшие метафоры - вовремя и в цель. То есть они не стоят в пустых местах как некие украшения, это сама плоть речи, точки наибольшей концентрации смыслов: вот как на карте рельефа выглядят горы... И речь сложна, требует концентрации и внимательного слушания, чтобы уловить игру оттенков, услышать вовремя - какую-то верхнюю точку, первый абрис новой темы. Музыка, конечно. У него текст даже в устной его форме - довольно сложно организованное музыкальное произведение.
Вот еще вчера было время немного погулять возле Университета. Я там редко бываю, поэтому, наверное, и впечатлилась, да еще и безлюдье, послеполуденная жара.
***
Одна бабочка вслед за другой - из лип, свысока в тень. Одна птица за другой - на ветку, лежащую на траве, друг против друга - крик, чирр. Одуванчики стоят высоко, ослепительно, веселые горожане. Сирени, каштаны, студенты. Совсем прозрачные, тонколистные акации. В кустах, в тени лежит собака, положив морду на землю, на шевелящиеся туда-сюда, как по морскому дну, тени, пищат сосунки.
Видела, как с елей желтой трухой осыпается, не оседая, пыльца, охватывает ствол облаком (елей и смирна). Видела, как облетают огромные деревья (деревья!) жасмина. Впрочем, как облетает жасмин, я уже знаю: у Людовика узнала. Это очень грустно, это совсем не похоже на мечты о сакуре. Эти лепестки забивают потом лужи. Это странное, дикое зрелище: май.
У каждого университета должен быть сад. Технарям - для отдохновения и свободы для мысли, гуманитарным - для дела. Извивы чугунных фонтанных рыб, хищная сила, черный вес в синейшем воздухе. Должны быть часы на башне, за башней - облако. Касталия.
Как мне сейчас, в это лето стало дорого и сердечно необходимо все это шевеление, это стояние. Касания и совместное упадание травы, шевеление гладкого, блестящего тополя, самим собой охваченного, как будто вторым образом, проходящим мимо, своим мерцанием. Стояние тюльпанов. Беличье скольжение взгляда вверх по бело-зеленому стволу - тополиному! Частое, тягловое, беговое (тянет всё существо!) дыхание собаки, птичьи споры, крикливые и кичливые, пара кружит друг напротив друга, как два тореро. Белая яблоня, белая собака. Застыла впереди в аллее. Белые цветки легчайшими лодочками минуют голову, как воздушный флот, ни один, летящий по параболе, не коснется. Не поймать.
Тополь - это, конечно, вариация дракона: чешуя листьев, лапы стволов. Сосны пылают, пылят.
***
Зато и Университет - летом, когда сады цветут, и зимой, когда луна и звёзды восходят над елями, когда вокруг фонаря и дерева ходят тент, по дорожкам, вокруг каждой вертикали, когда свет от снега восходит вверх, по стенам, - похож на Касталию, как её и представляла я себе. Вот эти сухие фонтаны с плещущимися в сухом, матово-синем воздухе чугунными рыбами. Из хищного чугуна черный, изогнутый вес, застывший и висящий. Головы львиц. Сидящая на мраморе девушка, встречающие друг друга люди, человек, на ходу играющий на дудочке, другой человек, с молчащей в черном чехле гитарой, приветствия, руки, взлетающие легко и бело, как одуванчиковые семена. Коричнево-красный раскаленный мрамор, сухой и блестящий, как вытертая кора, окаменевший сок. Стоящие среди желтых одуванчиков, среди желтых мелких цветов прогуливающиеся люди, под каштанами, под их широкими тенями: юбки в траву. Сменяющие друг друга цвета сирени, жасмина, красных и серебристых листьев, темной и светлой травы, различие роста, принятой ради пространства формы. Они здесь - как горожане, вышедшие на площадь, пожелавшие говорить друг другу, показывать себя, свой голос, рост и цвет, пожелавшие играть на дудочке, пожелавшие петь ради друг друга. И ради друг друга ставшие - маленькой сиренью, растянушимися в длинные поляны одуванчиками, высоким каштаном, красным кустом с мятыми, как парчовыми, листиками... Принять эту форму, стать собой ради них, ради воздуха, ради пространства, ради звука.
Я ведь думаю о звуке и времени, о том, что они родственны по природе: звук один из вещей мира - не вещь, не из материи пространства (хотя вполне из материи вообще в некоторых случаях, но может - и без атомов, как может быть слово ни ради кого, неслышное). Он не отсекает, он не делит. Тут совсем другое.
И тот же вопрос, что наполняет собой что: прстранство наполняет собой время, является его материей, его телом. И всё равно без ответа, потому что тот ответ, который формулируется, зависит от меня и моей ситуации, состояния и применим для меня только к ней, только ограниченно пригоден.
И тоже вопрос, что является посредником и между чем и чем. Слово (и человек всецело как собственное слово; собственное, но не принадлежащее и им не вполне детерминированное) - между бытием и существующим в бытии, как животное в тугой и невероятно большой воде. И насколько это тоннель. И что такое ошибки.
Что ж, моя свобода - смотреть. И я сделала свои отказы, чтобы иметь отношение к ней. А что плоды - не те, не так...
***
Ура! Таня, я так за тебя рада и так горда! Ты большая молодец! Действительно сложившийся ученый, это совершенная правда. За три года - подборка публикаций, два патента, столько конференций - это очень, очень продуктивно. Удачи, верных целей и точек приложения сил, плодотворной и радующей работы! Очень большая поддержка и "подушка безопасности" - семья и дом. Держитесь вместе!
И Лариса Годвиговна мне тоже понравилась)), и дама-оппонент - умна, мила, в речи точна и определённа, и вся атмосфера диссертационного совета, и, вероятно, факультета вообще.
Через неделю защищается муж Тани, Серёжа. Удачи!!!
Ну, а я, раздолбай раздолбайский, аспирантуру свою...гхм...да. Ну, может быть, теперь в гуманитарной области что-нибудь и когда-нибудь. Но как-то сделанное уже не внушает уверенности в своих способностях.
Сил вчера написать не было, я срубилась, только приехав домой. Успела на первую лекцию из цикла - брата Жерома Леферта "История детства" (медленное чтение первых глав Евангелия от Матфея). У нас, в ИФТИ святого Фомы.
http://ifti-thomas.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=124%3A2012-05-06-19-59-02&catid=11%3Aannouncements&lang=ru
(Коротко: в ИФТИ вход свободный вообще всем и всегда, можно приходить и слушать. Брат Жером читает цикл из 10 лекции, пока прочитаны только две.)
Мне очень нравится эта медлительность, то, как он организует и как мы используем время. Это тот текст, который для своего чтения требует в большой степени анализа контекста, того, "что в головах" у первых его читателей, читащюих его в 1-ом веке. Какое эхо в сознании эллинизированных иудеев могло иметь слово "генезис", каковы прецеденты употребления "титулов" "сын Давидов", "сын Авраамов".
Меня вообще поразила речь брата Жерома Леферта. Точнейшие метафоры - вовремя и в цель. То есть они не стоят в пустых местах как некие украшения, это сама плоть речи, точки наибольшей концентрации смыслов: вот как на карте рельефа выглядят горы... И речь сложна, требует концентрации и внимательного слушания, чтобы уловить игру оттенков, услышать вовремя - какую-то верхнюю точку, первый абрис новой темы. Музыка, конечно. У него текст даже в устной его форме - довольно сложно организованное музыкальное произведение.
Вот еще вчера было время немного погулять возле Университета. Я там редко бываю, поэтому, наверное, и впечатлилась, да еще и безлюдье, послеполуденная жара.
***
Одна бабочка вслед за другой - из лип, свысока в тень. Одна птица за другой - на ветку, лежащую на траве, друг против друга - крик, чирр. Одуванчики стоят высоко, ослепительно, веселые горожане. Сирени, каштаны, студенты. Совсем прозрачные, тонколистные акации. В кустах, в тени лежит собака, положив морду на землю, на шевелящиеся туда-сюда, как по морскому дну, тени, пищат сосунки.
Видела, как с елей желтой трухой осыпается, не оседая, пыльца, охватывает ствол облаком (елей и смирна). Видела, как облетают огромные деревья (деревья!) жасмина. Впрочем, как облетает жасмин, я уже знаю: у Людовика узнала. Это очень грустно, это совсем не похоже на мечты о сакуре. Эти лепестки забивают потом лужи. Это странное, дикое зрелище: май.
У каждого университета должен быть сад. Технарям - для отдохновения и свободы для мысли, гуманитарным - для дела. Извивы чугунных фонтанных рыб, хищная сила, черный вес в синейшем воздухе. Должны быть часы на башне, за башней - облако. Касталия.
Как мне сейчас, в это лето стало дорого и сердечно необходимо все это шевеление, это стояние. Касания и совместное упадание травы, шевеление гладкого, блестящего тополя, самим собой охваченного, как будто вторым образом, проходящим мимо, своим мерцанием. Стояние тюльпанов. Беличье скольжение взгляда вверх по бело-зеленому стволу - тополиному! Частое, тягловое, беговое (тянет всё существо!) дыхание собаки, птичьи споры, крикливые и кичливые, пара кружит друг напротив друга, как два тореро. Белая яблоня, белая собака. Застыла впереди в аллее. Белые цветки легчайшими лодочками минуют голову, как воздушный флот, ни один, летящий по параболе, не коснется. Не поймать.
Тополь - это, конечно, вариация дракона: чешуя листьев, лапы стволов. Сосны пылают, пылят.
***
Зато и Университет - летом, когда сады цветут, и зимой, когда луна и звёзды восходят над елями, когда вокруг фонаря и дерева ходят тент, по дорожкам, вокруг каждой вертикали, когда свет от снега восходит вверх, по стенам, - похож на Касталию, как её и представляла я себе. Вот эти сухие фонтаны с плещущимися в сухом, матово-синем воздухе чугунными рыбами. Из хищного чугуна черный, изогнутый вес, застывший и висящий. Головы львиц. Сидящая на мраморе девушка, встречающие друг друга люди, человек, на ходу играющий на дудочке, другой человек, с молчащей в черном чехле гитарой, приветствия, руки, взлетающие легко и бело, как одуванчиковые семена. Коричнево-красный раскаленный мрамор, сухой и блестящий, как вытертая кора, окаменевший сок. Стоящие среди желтых одуванчиков, среди желтых мелких цветов прогуливающиеся люди, под каштанами, под их широкими тенями: юбки в траву. Сменяющие друг друга цвета сирени, жасмина, красных и серебристых листьев, темной и светлой травы, различие роста, принятой ради пространства формы. Они здесь - как горожане, вышедшие на площадь, пожелавшие говорить друг другу, показывать себя, свой голос, рост и цвет, пожелавшие играть на дудочке, пожелавшие петь ради друг друга. И ради друг друга ставшие - маленькой сиренью, растянушимися в длинные поляны одуванчиками, высоким каштаном, красным кустом с мятыми, как парчовыми, листиками... Принять эту форму, стать собой ради них, ради воздуха, ради пространства, ради звука.
Я ведь думаю о звуке и времени, о том, что они родственны по природе: звук один из вещей мира - не вещь, не из материи пространства (хотя вполне из материи вообще в некоторых случаях, но может - и без атомов, как может быть слово ни ради кого, неслышное). Он не отсекает, он не делит. Тут совсем другое.
И тот же вопрос, что наполняет собой что: прстранство наполняет собой время, является его материей, его телом. И всё равно без ответа, потому что тот ответ, который формулируется, зависит от меня и моей ситуации, состояния и применим для меня только к ней, только ограниченно пригоден.
И тоже вопрос, что является посредником и между чем и чем. Слово (и человек всецело как собственное слово; собственное, но не принадлежащее и им не вполне детерминированное) - между бытием и существующим в бытии, как животное в тугой и невероятно большой воде. И насколько это тоннель. И что такое ошибки.
Что ж, моя свобода - смотреть. И я сделала свои отказы, чтобы иметь отношение к ней. А что плоды - не те, не так...
***