![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
shlomith_mirkaНашла еще один фрагмент бытия, который примиряет меня с текущей эмпирической действительностью)))
И с существованием Церетели тоже примиряет. За это я ему могу простить вообще все остальное.
Я нашла фотографию и старое письмо.
Впервые у Церетели, по-моему, получился кто-то с человеческим лицом.
У Георгия лицо такое, как будто ему то ли змея жалко, то ли еще чего... жалко и случилось - вблизи совсем детское, и на Егора - друга детства похож. Впрочем, может быть, для меня все Георгии на него похожи.
Из колена какие-то штыри торчат, его самого жалко ужасно.
Змей чисто декоративный. Ну и, разумеется, больше всего внимания скульптор уделил животному: лошадь получилась совершенно монстрообразная, куда там змею. Впрочем, я и так не слеплю (к счастью для животного).
Сейчас его нет. Это фотография лета 2009 года. Как-то другим летом (вероятно, ранним летом 2010, до ада) я пошла от Малой Грузинской улицы на Грузинскую же площадь и увидела, как рабочие распиливали, разбирали и складывали фрагменты скульптур в кузов грузовика. К счастью, распиливали они не Георгия. Иначе, я думаю, я бы заорала как-то бессловесно, напугав ни в чем ни повинных работяг. Георгия уже просто не было, один пустой постамент. Я убежала, и больше я на Грузинскую площадь не приходила. Хотя там и стоит маленькая, изящая фигура некоего восточного поэта - то ли со свитком, то ли с криворотым мечом (c - про меч - Мария Галина, так она про меч Пророка).
Так как для меня по сию пору оно остается актуальным (и, надеюсь, и дальше останется ), то пусть висит здесь и текст.
-----
( Просыпаясь, мальчик видел свет,
Чтобы взрослый смутно верил в победу.
Д. Веденяпин.)
Вот, бронзово-смуглый,
Странно, что в римском доспехе,
Дракона ведет, спотыкаясь,
На девичьем пояске.
Открыли ворота слуги.
Кирпичною пылью придушен, и мало спал - серые веки,
Коленом меч поддавая,
Георгий - в Бейрут, сандалии
Пылят в красноватом песке.
Стоял посреди арены,
Опять - посреди народа,
Свою вспомянув - напрасную ведь! -
Как было давно ему ж сказано:
"Мука; ты - обмолоченный сноп".
Ликует дева, смиренная,
Светясь, как опалы природные,
Один только раз по ней -
Один раз - по всей длине -
Восхищением - ветром радостным
Прозвенел ледяной озноб.
Казалось бы - много времени:
Совсем недавно - был маминым,
Потом - недавно - был умершим,
Но не о том же речь.
Жара. Лоб оплавлен испариной.
Георгий глядит не песок,
Глядит на песок расчертивший меч.
Его там спросили дружно,
Как ему, мол, эти стены,
Не нужно ль воды из фонтана -
Смотри, шумный, щедрый Бейрут!
Что Георгию нужно -
Он уж и так нетленный,
Горит, несмыкаема, рана в нем,
Плетьми повисшие руки - они ничего не берут!
А что ты хочешь за девушку -
Какую-нибудь пленницу,
Какую-нибудь лавочку?
Лён, самаркандский шелк не ней
Из кальянного дыма сплетен!
Вот только прикоснуться бы -
Когтистые кто-то целятся -
Поднять бы покрывалочко...
Георгию неможется, Георгию не верится,
Кровь капает под ноги ей,
Рой ос в груди - и жжет его,
Жжет, жжет - уже сожжен.
И вновь в завертевшемся времени
Сердце предчувствует умирание,
Как будто нельзя иначе - нам,
И мал, бесконечно мал - был первый Георгиев дар.
Страшно будет всегда - как молодой беременной.
В пустыне огни колеблются. Весна -
Черед выгорания.
И ничего не значило,
что даже святому Георгию
мало сказать лишь единственный
раз - его убивающим:
да.
--
Что с первого раза не объяснить убеленным сединами этим мудрым,
Что не спасти - никогда -
Ни бескорыстной любви - целомудрия,
Ни жаркого пламени - ясности,
Ни жарких слез - стыда.
Что даже святому Георгию
мало сказать лишь единожды
"да".
( Чтобы отнять золото у дракона,
Нужно вступить с ним в бой.
Д. Веденяпин.)
----
Стих, конечно, страшненький. И не одна строка.
----
Вот здесь еще процитирую две строфы из "К Ликомеду, на Скирос" (И.Б., разумеется), которые мне понятны настолько, что дальше некуда, особенно после "Георгия" (и после воспоследовавших событий - лето 2010 и лето 2011 были... больше, чем школой). Две строфы И.Б.:
----
B конце концов, убийство есть убийство.
Долг смертных ополчаться на чудовищ.
Hо кто сказал, что чудища бессмертны?
И, дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных,
бог отнимает всякую награду,
тайком от глаз ликующей толпы,
и нам велит молчать. И мы уходим.
Tеперь уже и вправду - навсегда.
Bедь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда
где был унижен, он придти не сможет.
И в этом пункте планы божества
и наше ощущенье униженья
настолько абсолютно совпадают,
что за спиною остаются: ночь,
смердящий зверь, ликующие толпы,
дома, огни. И Вакх на пустыре
милуется в потемках с Ариадной.
---
Я понимаю, что он говорит о себе. Вот здесь возвращение героя в тот город - это как его угроза (там дальше...)
А теперь представление о.
Вот Георгий тоже возвращается - и не по своей воле, а по долгу, потому что святой. (Во всех же сказках зовут, вот в английских, про "Дракона-лежебоку", например, в русских, всех - зовут Георгия опять сделать дело. И кто бы посмотрел на его лицо. Может, "дело" слишком тяжело, слишком нежеланно, слишком невыносимо для него. Никто же не знает, каково это "дело" изнутри. Каждый видит: победу, ликующие толпы, победителя, ага.) Возвращается снова и для того же, потому что больше ж некому. И все идет не как надо (и каждый раз - так ) - отнята не то что победа (до дракона вообще никому нет дела), а истинность победы, чистота Георгия и спасенной царевны - как будто...здесь все товар, захватанный, лежалый, ко всему норовит притронуться ложь. Я не знаю, что придумал и что сделал Георгий -- но что-то придумал, раз решился, хотя и боролся со слезами своими, наверное.
Неровный стих, полный хаос, но я очень скоро уже не могла ничего в нем править - уже отчалил, оказался вне сферы моих действий над ним.
Началось все с того, что куда-то увезли Георгия - на коне, того, с шипами арматуры из колена, за которого я Церетели могу простить не все, но многое. Распилили, боюсь, и увезли. А потом я думала, как нарисовать: царевна радостна и тиха, она ведет дракона на своем поясе (по одному из вариантов чудескной истории, Георгий его перекрестил, отчего змей впал в задумчивость, и они с девушкой привели его в город, и там все жители впечатлились и приняли христиантво, причем всё это Георгий проделал после собственной смерти), а Георгий - растерян, смущен, настолько в стороне и от змея, и Сабры, и города... Хотелось нарисовать - но не смоглось, поэтому сказалось.
Похож на цветаевского Георгия, да: у нее - победитель, победы не снесший, "зардевшийся под оплеухою славы": "Георгий, ты плачешь, ты красною девой бледнеешь пред делом своих двух внезапно-чужих рук". Мне надо было другое сказать. Он не в первый раз уже так : "Теперь у него дела - он борется против зла":), ведь чудо со змеем - это ведь после Георгиевой смерти, так что... И всё - напрасно. И всё же - нельзя ему иначе, ну никак нельзя. Мало один раз сделать многое. Увы ему, увы тем паче мне, делающей малое. Мало один раз - придется всю жизнь. Сколько ж тогда Георгию надо раз... И чего.
Просто я стала старше и Георгия, и Терезы из Лизье, и стала старше Янки. Вот поэтому как-то - и Георгий повсеместно:).
----
.
Это в том числе о "малом пути", о том, что отпуска не будет, что научаешься - и научаешься, и научаешься - как-то мочь делать невозможное каждый день. И оно перестает быть невозможным и таким нежеланным, хотя и не уменьшается его тяжесть.
Меня пожалели - и через 5 месяцев мое невозможное ушло в пар, истерлось раньше меня. Но было очень страшно в начале (и в середине, и в конце) от своего бессилия.
А более близкое к "К Ликомеду, на Скирос" - оплеуха унижения - право же, переживается, исходит легче. Спасибо, теперь я могу об этом знать.
И с существованием Церетели тоже примиряет. За это я ему могу простить вообще все остальное.
Я нашла фотографию и старое письмо.
Впервые у Церетели, по-моему, получился кто-то с человеческим лицом.
У Георгия лицо такое, как будто ему то ли змея жалко, то ли еще чего... жалко и случилось - вблизи совсем детское, и на Егора - друга детства похож. Впрочем, может быть, для меня все Георгии на него похожи.
Из колена какие-то штыри торчат, его самого жалко ужасно.
Змей чисто декоративный. Ну и, разумеется, больше всего внимания скульптор уделил животному: лошадь получилась совершенно монстрообразная, куда там змею. Впрочем, я и так не слеплю (к счастью для животного).
Сейчас его нет. Это фотография лета 2009 года. Как-то другим летом (вероятно, ранним летом 2010, до ада) я пошла от Малой Грузинской улицы на Грузинскую же площадь и увидела, как рабочие распиливали, разбирали и складывали фрагменты скульптур в кузов грузовика. К счастью, распиливали они не Георгия. Иначе, я думаю, я бы заорала как-то бессловесно, напугав ни в чем ни повинных работяг. Георгия уже просто не было, один пустой постамент. Я убежала, и больше я на Грузинскую площадь не приходила. Хотя там и стоит маленькая, изящая фигура некоего восточного поэта - то ли со свитком, то ли с криворотым мечом (c - про меч - Мария Галина, так она про меч Пророка).
Так как для меня по сию пору оно остается актуальным (и, надеюсь, и дальше останется ), то пусть висит здесь и текст.
-----
( Просыпаясь, мальчик видел свет,
Чтобы взрослый смутно верил в победу.
Д. Веденяпин.)
Вот, бронзово-смуглый,
Странно, что в римском доспехе,
Дракона ведет, спотыкаясь,
На девичьем пояске.
Открыли ворота слуги.
Кирпичною пылью придушен, и мало спал - серые веки,
Коленом меч поддавая,
Георгий - в Бейрут, сандалии
Пылят в красноватом песке.
Стоял посреди арены,
Опять - посреди народа,
Свою вспомянув - напрасную ведь! -
Как было давно ему ж сказано:
"Мука; ты - обмолоченный сноп".
Ликует дева, смиренная,
Светясь, как опалы природные,
Один только раз по ней -
Один раз - по всей длине -
Восхищением - ветром радостным
Прозвенел ледяной озноб.
Казалось бы - много времени:
Совсем недавно - был маминым,
Потом - недавно - был умершим,
Но не о том же речь.
Жара. Лоб оплавлен испариной.
Георгий глядит не песок,
Глядит на песок расчертивший меч.
Его там спросили дружно,
Как ему, мол, эти стены,
Не нужно ль воды из фонтана -
Смотри, шумный, щедрый Бейрут!
Что Георгию нужно -
Он уж и так нетленный,
Горит, несмыкаема, рана в нем,
Плетьми повисшие руки - они ничего не берут!
А что ты хочешь за девушку -
Какую-нибудь пленницу,
Какую-нибудь лавочку?
Лён, самаркандский шелк не ней
Из кальянного дыма сплетен!
Вот только прикоснуться бы -
Когтистые кто-то целятся -
Поднять бы покрывалочко...
Георгию неможется, Георгию не верится,
Кровь капает под ноги ей,
Рой ос в груди - и жжет его,
Жжет, жжет - уже сожжен.
И вновь в завертевшемся времени
Сердце предчувствует умирание,
Как будто нельзя иначе - нам,
И мал, бесконечно мал - был первый Георгиев дар.
Страшно будет всегда - как молодой беременной.
В пустыне огни колеблются. Весна -
Черед выгорания.
И ничего не значило,
что даже святому Георгию
мало сказать лишь единственный
раз - его убивающим:
да.
--
Что с первого раза не объяснить убеленным сединами этим мудрым,
Что не спасти - никогда -
Ни бескорыстной любви - целомудрия,
Ни жаркого пламени - ясности,
Ни жарких слез - стыда.
Что даже святому Георгию
мало сказать лишь единожды
"да".
( Чтобы отнять золото у дракона,
Нужно вступить с ним в бой.
Д. Веденяпин.)
----
Стих, конечно, страшненький. И не одна строка.
----
Вот здесь еще процитирую две строфы из "К Ликомеду, на Скирос" (И.Б., разумеется), которые мне понятны настолько, что дальше некуда, особенно после "Георгия" (и после воспоследовавших событий - лето 2010 и лето 2011 были... больше, чем школой). Две строфы И.Б.:
----
B конце концов, убийство есть убийство.
Долг смертных ополчаться на чудовищ.
Hо кто сказал, что чудища бессмертны?
И, дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных,
бог отнимает всякую награду,
тайком от глаз ликующей толпы,
и нам велит молчать. И мы уходим.
Tеперь уже и вправду - навсегда.
Bедь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда
где был унижен, он придти не сможет.
И в этом пункте планы божества
и наше ощущенье униженья
настолько абсолютно совпадают,
что за спиною остаются: ночь,
смердящий зверь, ликующие толпы,
дома, огни. И Вакх на пустыре
милуется в потемках с Ариадной.
---
Я понимаю, что он говорит о себе. Вот здесь возвращение героя в тот город - это как его угроза (там дальше...)
А теперь представление о.
Вот Георгий тоже возвращается - и не по своей воле, а по долгу, потому что святой. (Во всех же сказках зовут, вот в английских, про "Дракона-лежебоку", например, в русских, всех - зовут Георгия опять сделать дело. И кто бы посмотрел на его лицо. Может, "дело" слишком тяжело, слишком нежеланно, слишком невыносимо для него. Никто же не знает, каково это "дело" изнутри. Каждый видит: победу, ликующие толпы, победителя, ага.) Возвращается снова и для того же, потому что больше ж некому. И все идет не как надо (и каждый раз - так ) - отнята не то что победа (до дракона вообще никому нет дела), а истинность победы, чистота Георгия и спасенной царевны - как будто...здесь все товар, захватанный, лежалый, ко всему норовит притронуться ложь. Я не знаю, что придумал и что сделал Георгий -- но что-то придумал, раз решился, хотя и боролся со слезами своими, наверное.
Неровный стих, полный хаос, но я очень скоро уже не могла ничего в нем править - уже отчалил, оказался вне сферы моих действий над ним.
Началось все с того, что куда-то увезли Георгия - на коне, того, с шипами арматуры из колена, за которого я Церетели могу простить не все, но многое. Распилили, боюсь, и увезли. А потом я думала, как нарисовать: царевна радостна и тиха, она ведет дракона на своем поясе (по одному из вариантов чудескной истории, Георгий его перекрестил, отчего змей впал в задумчивость, и они с девушкой привели его в город, и там все жители впечатлились и приняли христиантво, причем всё это Георгий проделал после собственной смерти), а Георгий - растерян, смущен, настолько в стороне и от змея, и Сабры, и города... Хотелось нарисовать - но не смоглось, поэтому сказалось.
Похож на цветаевского Георгия, да: у нее - победитель, победы не снесший, "зардевшийся под оплеухою славы": "Георгий, ты плачешь, ты красною девой бледнеешь пред делом своих двух внезапно-чужих рук". Мне надо было другое сказать. Он не в первый раз уже так : "Теперь у него дела - он борется против зла":), ведь чудо со змеем - это ведь после Георгиевой смерти, так что... И всё - напрасно. И всё же - нельзя ему иначе, ну никак нельзя. Мало один раз сделать многое. Увы ему, увы тем паче мне, делающей малое. Мало один раз - придется всю жизнь. Сколько ж тогда Георгию надо раз... И чего.
Просто я стала старше и Георгия, и Терезы из Лизье, и стала старше Янки. Вот поэтому как-то - и Георгий повсеместно:).
----
.
Это в том числе о "малом пути", о том, что отпуска не будет, что научаешься - и научаешься, и научаешься - как-то мочь делать невозможное каждый день. И оно перестает быть невозможным и таким нежеланным, хотя и не уменьшается его тяжесть.
Меня пожалели - и через 5 месяцев мое невозможное ушло в пар, истерлось раньше меня. Но было очень страшно в начале (и в середине, и в конце) от своего бессилия.
А более близкое к "К Ликомеду, на Скирос" - оплеуха унижения - право же, переживается, исходит легче. Спасибо, теперь я могу об этом знать.