23 апреля 2012.
Apr. 24th, 2012 01:07 amС одной стороны небо роскошно синее, тёмное и одновременно уже блёклое, уже жаркое, оттуда даже летят бабочки, коричневые, устало-разморенные. С другой стороны - сияющие горы, глыбы, ослепительный хрусткий снег громоздится, осыпается, искрится - как границы какого-то материка, небесного острова, летучего плота. С тополей падают серые, красноватые легкие рожки, щелкают по земле - тихонечко, но, даже не остановившись под, можно услышать. Желты вербы. Тополя издали красноваты, березы скоро уже будут скрыты зелеными смятенными плащами, по ранней весне пугающимися ветра, а после - только отвечающие ему шелестом и колебанием царственным и темным, ночью и днем великолепно блестящим. Ожило болото, трава вновь стала пестра: рыжие веточки короткого расчесанного кустарника, едва желтый травяной валежник, зеленая стелящаяся поросль-мурава, рассыпанная мелочь мать-и-мачехи. Уже совсем зелены плоско срезанные равнинные пласты коричневой земли, непривычно глубока и влажна прорезанная долина, зигзагообразные дорожки по склонам кажутся разогнанными, раскатившимися, разошедшимися - фокусом усталого глаза. Березы желты, раскидисты, тополя покрыты рожками, двойными, красными, оттгого похожи на смеющихся морских полурастений-полуживотных.
В вагоне трое азиатски-раскосых парней, с лицами как смуглые блестящие луны, - пели про князя Владимира (мной не любимого, но зато там ангел в песне очень как-то перекликался со своим старшим собратом из стихотворения Льва Лосева - "за рекой, где архангел с трубой погибал", как у нас тут не увязнуть). Корейский мальчик (испуганные огромные двуцветные глаза) поднимал голову и слушал. Изумительно красивы все четверо, я на них смотрела, даже от окна отвлеклась.
***
Всё-таки изумительно выглядят сейчас тополя при взгляде снизу, на фоне ребристых грядок облаков, этих изнеженных полосок прибоя в пенных плетеных дырах, распыленных, растерянных этих рыбок, длинненьких и скромных, почти без плавников и хвоста: а тополя - то ли рожковое дерево, то ли финиковое.
Всё, что я делаю, - это попытки склеить прошедшее и настоящее. Если нельзя пронести одно в другое, если нельзя сделать это не двумя частями двух разных жизней, продлить вторым первое, то можно же, вероятно, хоть что-то сделать для этого прошедшего.
Когда я, как первобытная змея, тянулась вверх по зеленому жесткому креслу (зеленая ткань висела на деревянном его теле) к книжной полке, бабушка мне рассказывала про них, детей, скачущих вокруг прибирающейся прабабушки, и про козлика. Прабабушка стояла на стуле, а дети бегали вокруг: кругами, кругами вокруг стула, так, что даже у нее кружилась голова. "Не балуйте, Б-г накажет! " - сказала в сердцах. На бегу закружившись, девочка стукнулась лбом о торшер: "Сердитый у тебя Б-г !". Нет, она не расстроилась.
А с козленком детей как-то оставили одних, и они целый день играли, козленок прыгал. А потом пришли взрослые, козленок лег на пол и к вечеру умер. Эту историю рассказывала мне и мама. Видимо, ее она так же потрясла, как меня. Я в детстве боялась играть с кошками, боялась, что они голодны или устали; в общем - мне было страшно их малости, их иной телесности. Но любила же их безумно, тянулась, искала, хотела смотреть в их глаза, в их лица. И сейчас мне неловко того, что я намного больше моей кошки, мне неловко ее, взрослую, брать на руки и таскать, посягать на ее личную неприкосновенность. На самом деле я боюсь, что, когда я беру ее на руки, этим хрупким ножкам и плечам, этим хрупким сочленениям, этому голосу, груди и дыханию больно из-за моей медвежьей неуклюжести, медвежьей ласки, тяжелой лапы.
Я тогда понимала, что они, с такими прекрасными лицами и удивительными глазами - это очень иные создания. Но я не понимала и не знала, как обращаться к ним и с ними, и оттого опыт иной раз был нечист, плох, был даже жесток. Изумленные глаза кошки, мои ужас и изумление: она обижена мной! она уходит от меня в свой подвал и уйдет! И мама утешала меня, когда я рассказывала ей про кошку ночью, говорила: "Ну ничего..." Это ничего не исправляло, но я засыпала хотя бы, и мы спали на нашем колченогом диванчике до утра.
Потом я научилась. Перестала хватать кошек, мнить себя какой-то естественной властью. Со всем, что есть, можно только добровольно, даже разговаривать - только по взаимной доброй воле. Нельзя незнакомой кошке говорить в лицо слащавые комплименты, это пошло и глупо, это ей неприятно, и она поморщится, отвернется, пойдет свой дорожкой под кустами, в кошачий подвал.
А сегодня у мамы День рождения, 23-го! Наш апрель.
Мама с кошкой, а меня весь день дома нет.
А вот когда у кошки ДР, я совершенно не знаю.
***