shlomith_mirka (
shlomith_mirka) wrote2012-04-24 01:15 am
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Блокнот.
23-24 апреля 2012.
***
Ночью не умолкала, вскрикивала птица, не спала.
Как стремительны изменения! Уже посторонни, почти потусторонни березы в желто-зеленой пыльце, на веточках ясеня выросли множества королевских коронок, красно-фиолетовых.
Как разрослись деревья, покрылись отростками, как они широки, еще голые, остры, как иглы ежей, подвижны в небе.
Глядя на эту землю и далекое белое облако, белейшее, как многослойная марля, думаю, что как это хорошо, как это умиротворяет и радует теперь: "...Творца неба и земли, видимого всего и невидимого..."
***
Сарра говорит: "Смех сделал мне Г-сподь, и кто услышит обо мне - рассмеется". И тут еще ее разговор с Ангелом: "Отчего ты рассмеялась? Разве есть трудное для Б-га?" - "Я не смеялась," - "Нет, ты смеялась!"
Вот она какая, весёлая и грустная, испуганная и умиротворенная. Я хотела бы, чтобы, буду ли я говорить о ней, она была бы такой. Так же смеяться и также стоять у входа в шатёр, у Авраама за спиной ("господин мой"), и готовить ему, и шутить с ним. Пока - она лишь неразрывна с ним, как кольцо. Два кольца цепи.
***
Смотрю в окно, там облака плывут, вытягиваясь и темнее, но ничуть не тяжелея, длинные, бесперые. Как буквы, как воды, как слова. "Ветер - ничего не слышно - ничего не доносит". Довольно птиц без голоса и розоватости ветра. Птицы пронизывают ткань облаков, теряются и пропадают, как песчинки, а горы облаков осыпаются, а птицы ныряют. Небо светлеет. Похоже ли это на пустынное место, вообще на палестинский пейзаж? Смотрю на это небо - да. Холмы и гряды, плоские, либо вещь без тени - днем, либо тень без вещи - ночью, пропыленная, седая трава, солоноватый воздух, солоноватые кончики волос, попадающие с ветром в рот, солоноваты пальцы. Низкая трава сизая, синяя, колючая, прибиваемая сандалиями, успевающая схватиться и коснуться стопы. Те же птицы - так высоко, что их не слышно. Блекло-синий колышащийся воздух, застывающий в прозрачную неподвижность только к ночи, холодную. Тихо так - что всё слово внутри, что оно так горячо и громко, что ощутимо, как сердце и легкие, осязаемо, материально. "Как я мог знать, что наутро он станет пуст, как птица?" (кто же из ивритских поэтов? Натан Зах?)- упавшая оболочка, обмороженная, тяжелая точка: как можно выразить отсутствие. Выразить птицей отсутствие птицы.
Удивительно: на шершавом песке теплым вздыхающим боком лежит лев, плашмя, песчинки попадают в длинный коричневый волос каждый раз, когда он вздохнет, когда он сильно мотнет головой.
Удивительно - там еще камень. Рассвет, холодный песок, розовая и голубая пустыня. Камень, на котором никто не может сидеть.
Отсутствие камня. Сворачивание в "нет" всего этого пейзажа.
Складки одежды. Не расправляющие ничего руки. Ничего.
***
Прибегаю в дом, папа меня опередил, в прихожей толкотня, вверх торчит мамин букет роз, к нему тянется кошачья лапа, я бегу в кухню греть суп, греть рыбу, кошка на ходу подставляется так, чтобы быть поглаженной поудобнее, подставляет мне щеку и ухо, дает подбородок в ладонь.
Папа хлебает суп, звонит телефон - это тетя Бэла из Нью-Йорка, папа бросает ложку, с которой еще капает суп, бежит на кухню, крутится на стуле, говоря с тетей Бэлой, с моей Саррой, спугивает кошку. Я прыгаю на кухне, балансируя с рассыпающимися ножами и вилками, падающими с хлебной доски, с уже вырисовывающей восьмерки гулко погромыхивающей посудой и наступаю на кошкину мисочку с мясом, мясо шлепается мне на ногу. Я смеюсь, уже бегу в комнату. Папа смеется, говоря с Бэлой-Саррой. Кошка все время задевает меня хвостом, установившись на моей дороге.
***
Лает за окнои собака-Шахерезада (видимо, 1001-ая ночь еще далека, да и перерыв был в сказе, ездила собака, видимо, на симпозиум, делала доклад), надтреснутым и недотянутым гекзаметром, выдыхается на предпоследнем необходимом вздохе.
***
***
Ночью не умолкала, вскрикивала птица, не спала.
Как стремительны изменения! Уже посторонни, почти потусторонни березы в желто-зеленой пыльце, на веточках ясеня выросли множества королевских коронок, красно-фиолетовых.
Как разрослись деревья, покрылись отростками, как они широки, еще голые, остры, как иглы ежей, подвижны в небе.
Глядя на эту землю и далекое белое облако, белейшее, как многослойная марля, думаю, что как это хорошо, как это умиротворяет и радует теперь: "...Творца неба и земли, видимого всего и невидимого..."
***
Сарра говорит: "Смех сделал мне Г-сподь, и кто услышит обо мне - рассмеется". И тут еще ее разговор с Ангелом: "Отчего ты рассмеялась? Разве есть трудное для Б-га?" - "Я не смеялась," - "Нет, ты смеялась!"
Вот она какая, весёлая и грустная, испуганная и умиротворенная. Я хотела бы, чтобы, буду ли я говорить о ней, она была бы такой. Так же смеяться и также стоять у входа в шатёр, у Авраама за спиной ("господин мой"), и готовить ему, и шутить с ним. Пока - она лишь неразрывна с ним, как кольцо. Два кольца цепи.
***
Смотрю в окно, там облака плывут, вытягиваясь и темнее, но ничуть не тяжелея, длинные, бесперые. Как буквы, как воды, как слова. "Ветер - ничего не слышно - ничего не доносит". Довольно птиц без голоса и розоватости ветра. Птицы пронизывают ткань облаков, теряются и пропадают, как песчинки, а горы облаков осыпаются, а птицы ныряют. Небо светлеет. Похоже ли это на пустынное место, вообще на палестинский пейзаж? Смотрю на это небо - да. Холмы и гряды, плоские, либо вещь без тени - днем, либо тень без вещи - ночью, пропыленная, седая трава, солоноватый воздух, солоноватые кончики волос, попадающие с ветром в рот, солоноваты пальцы. Низкая трава сизая, синяя, колючая, прибиваемая сандалиями, успевающая схватиться и коснуться стопы. Те же птицы - так высоко, что их не слышно. Блекло-синий колышащийся воздух, застывающий в прозрачную неподвижность только к ночи, холодную. Тихо так - что всё слово внутри, что оно так горячо и громко, что ощутимо, как сердце и легкие, осязаемо, материально. "Как я мог знать, что наутро он станет пуст, как птица?" (кто же из ивритских поэтов? Натан Зах?)- упавшая оболочка, обмороженная, тяжелая точка: как можно выразить отсутствие. Выразить птицей отсутствие птицы.
Удивительно: на шершавом песке теплым вздыхающим боком лежит лев, плашмя, песчинки попадают в длинный коричневый волос каждый раз, когда он вздохнет, когда он сильно мотнет головой.
Удивительно - там еще камень. Рассвет, холодный песок, розовая и голубая пустыня. Камень, на котором никто не может сидеть.
Отсутствие камня. Сворачивание в "нет" всего этого пейзажа.
Складки одежды. Не расправляющие ничего руки. Ничего.
***
Прибегаю в дом, папа меня опередил, в прихожей толкотня, вверх торчит мамин букет роз, к нему тянется кошачья лапа, я бегу в кухню греть суп, греть рыбу, кошка на ходу подставляется так, чтобы быть поглаженной поудобнее, подставляет мне щеку и ухо, дает подбородок в ладонь.
Папа хлебает суп, звонит телефон - это тетя Бэла из Нью-Йорка, папа бросает ложку, с которой еще капает суп, бежит на кухню, крутится на стуле, говоря с тетей Бэлой, с моей Саррой, спугивает кошку. Я прыгаю на кухне, балансируя с рассыпающимися ножами и вилками, падающими с хлебной доски, с уже вырисовывающей восьмерки гулко погромыхивающей посудой и наступаю на кошкину мисочку с мясом, мясо шлепается мне на ногу. Я смеюсь, уже бегу в комнату. Папа смеется, говоря с Бэлой-Саррой. Кошка все время задевает меня хвостом, установившись на моей дороге.
***
Лает за окнои собака-Шахерезада (видимо, 1001-ая ночь еще далека, да и перерыв был в сказе, ездила собака, видимо, на симпозиум, делала доклад), надтреснутым и недотянутым гекзаметром, выдыхается на предпоследнем необходимом вздохе.
***